Еще бы знать, зачем мне это нужно. Ну пусть эта сцена здесь тоже лежит, потому что в жж я не хочу класть больше свои фанфики
Тут у меня будет маленькая свалка.
"Грусть-тоска меня снедает, одолела молодца"...
читать дальше…Все было очень противно. Тоскливый холодный сквознячок гулял внутри у Хаула, постоянно напоминая о его неприятностях. От Салимана остались жалкие ошметки в виде Персиваля. Значит, на славного кудесника больше нет надежды и надо иметь смелость признаться себе хоть сейчас, что никогда особо не было. Увы. Софи артачилась, ее всю раздирали какие-то противоречивые чувства, ни одно из которых не было достаточно сильным, чтобы она, увлекшись, забыла о несчастном заклятье, уже давно переставшем действовать, но которое она старательно натягивала на себя каждое утро вместе со своим некрасивым серым платьем. Да, к тому же она вырастила мандрагору… Нет, ну кто бы сомневался? Хаул криво усмехнулся. Этого и следовало ожидать. Разве она появилась в замке не для того, чтобы ему помочь всех спасти? О небо, как же все плохо. Да, все очень плохо, просто отвратительно. Всех спасти, ну конечно, еще бы. Хаул поморщился. К тому же лил дождь.
Хаул зашел в паб. Стоя у барной стойки, он тянул пиво, которое терпеть не мог, но когда все так противно, нет ничего лучше кружечки пива: оно только подтверждает, что ничего хорошего в мире нет. Надежды на лучшее нет.
Хаул рассеянно смотрел по сторонам. Из задумчивости его вывел радостный возглас:
— О, Дженкинс! Сколько лет, сколько зим! — и небритый лохматый детина больше Хаула раза в два, сунул ему руку для пожатия. Хаул оглядел его, улыбаясь, и приветливо кивнул. Узнать прежнего, вероятно, знакомца в этом человеке казалось невозможным, однако огорчать того не хотелось. А парень и не подумал представиться.
Они стали пить вместе и разговорились. Точнее, сначала говорил только парень: он предавался школьным воспоминаниям, из чего Хаул смог сделать вывод, что они учились в одном классе. Потом стал жаловаться на жизнь. Хаул молчал, делая сочувственное лицо. Вдруг парень прервал монолог и проникновенно поинтересовался проблемами собеседника. Вопрос был настолько неожиданным и задан был таким задушевным тоном, что Хаул взял и брякнул:
— Да ведьма одна замучила. К тому же девушка, которая мне нравится, притворяется старухой. Принц пропал, главного волшебника заколдовала злая колдунья. И надо спасать мир. Мне! Мне одному!
Он встретил в неопознанном парне искреннее сочувствие. Тот похлопал чародея по плечу и заказал чего покрепче за свой счет (это он подчеркнул).
Хаул с детства не любил пьяных и сам всегда панически боялся напиться и стать глупым и уязвимым. А потом еще и не помнить ничего. Хотя в компании иногда приходилось притворяться. Все же Хаулу пришлось отведать жидкость покрепче и, то ли с непривычки, то ли после пива, она сразу ударила в голову. Чувствуя, что неотвратимо пьянеет, он перестал сопротивляться, неожиданно забыл о приличиях и страхах. Он выложил своему бывшему однокласснику все: как он боится лезть к колдунье, как надеялся на Салимана, как ему больно оттого, что Софи прячется от него, как он переживает за Майкла и Мари… Собеседник слушал, кивал, и в конце концов проникся настолько, что издал воинственный клич, схватил стул и, потрясая им, проревел:
— Смерть ведьме! — потом запустил стул куда-то дальний темный угол. Из мрака выступили две фигуры и, молча подхватив Хаула и его приятеля, вынеси их на улицу.
На улице под дождем голова немного прояснилась. Хаул ощутил шевеление под собой и встал на ноги, немного нетвердо. Одноклассник поднялся из лужи, утвердился в вертикальном положении и, строго глянув на чародея, изрек:
— Ну его… этого Салли… Малли… Манна! Сам! — он поднял палец: — Справишься сам.
И пошел в темноту переулков, старательно ставя ноги на шатающийся тротуар. Перед тем как свернуть за угол, парень обернулся в последний раз, погрозил Хаулу кулаком и взревел:
Sosban fach yn berwi ar y tân,
Sosban fawr yn berwi ar y llawr,
A'r gath wedi sgrapo Joni bach.
Хаул почувствовал несказанное воодушевление и радостно подхватил песню. Пока он шел и трезвел, ему в голову пришла отличная мысль: подразнить Софи, притворившись пьяным. Ему было весело и легко. И он готов был сразиться со всеми колдуньями Ингарии. Ну, хотя бы с великой и могущественной волшебницей Софи. Ну, не сразиться, так хоть вызвать ее на битву и спрятаться у себя в комнате. «Надо будет еще уронить пару раз что-нибудь тяжелое на пол, чтобы она подумала, будто я промахиваюсь мимо кровати».
С такими мыслями и с песней про кастрюлечку Хаул ввалился в замок.

"Грусть-тоска меня снедает, одолела молодца"...
читать дальше…Все было очень противно. Тоскливый холодный сквознячок гулял внутри у Хаула, постоянно напоминая о его неприятностях. От Салимана остались жалкие ошметки в виде Персиваля. Значит, на славного кудесника больше нет надежды и надо иметь смелость признаться себе хоть сейчас, что никогда особо не было. Увы. Софи артачилась, ее всю раздирали какие-то противоречивые чувства, ни одно из которых не было достаточно сильным, чтобы она, увлекшись, забыла о несчастном заклятье, уже давно переставшем действовать, но которое она старательно натягивала на себя каждое утро вместе со своим некрасивым серым платьем. Да, к тому же она вырастила мандрагору… Нет, ну кто бы сомневался? Хаул криво усмехнулся. Этого и следовало ожидать. Разве она появилась в замке не для того, чтобы ему помочь всех спасти? О небо, как же все плохо. Да, все очень плохо, просто отвратительно. Всех спасти, ну конечно, еще бы. Хаул поморщился. К тому же лил дождь.
Хаул зашел в паб. Стоя у барной стойки, он тянул пиво, которое терпеть не мог, но когда все так противно, нет ничего лучше кружечки пива: оно только подтверждает, что ничего хорошего в мире нет. Надежды на лучшее нет.
Хаул рассеянно смотрел по сторонам. Из задумчивости его вывел радостный возглас:
— О, Дженкинс! Сколько лет, сколько зим! — и небритый лохматый детина больше Хаула раза в два, сунул ему руку для пожатия. Хаул оглядел его, улыбаясь, и приветливо кивнул. Узнать прежнего, вероятно, знакомца в этом человеке казалось невозможным, однако огорчать того не хотелось. А парень и не подумал представиться.
Они стали пить вместе и разговорились. Точнее, сначала говорил только парень: он предавался школьным воспоминаниям, из чего Хаул смог сделать вывод, что они учились в одном классе. Потом стал жаловаться на жизнь. Хаул молчал, делая сочувственное лицо. Вдруг парень прервал монолог и проникновенно поинтересовался проблемами собеседника. Вопрос был настолько неожиданным и задан был таким задушевным тоном, что Хаул взял и брякнул:
— Да ведьма одна замучила. К тому же девушка, которая мне нравится, притворяется старухой. Принц пропал, главного волшебника заколдовала злая колдунья. И надо спасать мир. Мне! Мне одному!
Он встретил в неопознанном парне искреннее сочувствие. Тот похлопал чародея по плечу и заказал чего покрепче за свой счет (это он подчеркнул).
Хаул с детства не любил пьяных и сам всегда панически боялся напиться и стать глупым и уязвимым. А потом еще и не помнить ничего. Хотя в компании иногда приходилось притворяться. Все же Хаулу пришлось отведать жидкость покрепче и, то ли с непривычки, то ли после пива, она сразу ударила в голову. Чувствуя, что неотвратимо пьянеет, он перестал сопротивляться, неожиданно забыл о приличиях и страхах. Он выложил своему бывшему однокласснику все: как он боится лезть к колдунье, как надеялся на Салимана, как ему больно оттого, что Софи прячется от него, как он переживает за Майкла и Мари… Собеседник слушал, кивал, и в конце концов проникся настолько, что издал воинственный клич, схватил стул и, потрясая им, проревел:
— Смерть ведьме! — потом запустил стул куда-то дальний темный угол. Из мрака выступили две фигуры и, молча подхватив Хаула и его приятеля, вынеси их на улицу.
На улице под дождем голова немного прояснилась. Хаул ощутил шевеление под собой и встал на ноги, немного нетвердо. Одноклассник поднялся из лужи, утвердился в вертикальном положении и, строго глянув на чародея, изрек:
— Ну его… этого Салли… Малли… Манна! Сам! — он поднял палец: — Справишься сам.
И пошел в темноту переулков, старательно ставя ноги на шатающийся тротуар. Перед тем как свернуть за угол, парень обернулся в последний раз, погрозил Хаулу кулаком и взревел:
Sosban fach yn berwi ar y tân,
Sosban fawr yn berwi ar y llawr,
A'r gath wedi sgrapo Joni bach.
Хаул почувствовал несказанное воодушевление и радостно подхватил песню. Пока он шел и трезвел, ему в голову пришла отличная мысль: подразнить Софи, притворившись пьяным. Ему было весело и легко. И он готов был сразиться со всеми колдуньями Ингарии. Ну, хотя бы с великой и могущественной волшебницей Софи. Ну, не сразиться, так хоть вызвать ее на битву и спрятаться у себя в комнате. «Надо будет еще уронить пару раз что-нибудь тяжелое на пол, чтобы она подумала, будто я промахиваюсь мимо кровати».
С такими мыслями и с песней про кастрюлечку Хаул ввалился в замок.
@музыка: Sosban fach